Некоторые итоги аварийных раскопок на могильнике Гилёво-10

Взрослые умершие укладывались на продольный дощатый настил, располагавшийся в каменных ящиках на 5 или 7 поперечно уложенных камнях. В некоторых случаях под костяками прослеживался слой органики от войлока (?) и угольки.

В не размытых могилах взрослых обнаружены черепа или костяки животных. Черепа во всех случаях находились на перекрытии над головой умершего. В могиле №9 сохранились разбросанные кости овцы (?) и череп лошади с шейными позвонками, в могиле №12 имелся только череп барана с закрученными рогами. В могиле №16 с женщиной и ребёнком помимо черепа лошади в северной части могилы, на расположенной с юга приступке дополнительно лежали костяки лошади и козла (рис.2-2). Над каменным ящиком с захоронением женщины в могиле №6 не было костей животных, но в 4м к ЮЗ от неё в подквадратной могиле №15 находились костяки двух лошадей и овцы (рис.2-1). Как и в могиле №16 лошади укладывались на брюхо с завалом на правый бок головами на восток, при этом морды их были повёрнуты на север, как и черепа в других могилах. Овцы ориентировались головами на север. Судя по сохранившимся остаткам, сбруйные наборы помещались как с тушами, так и с черепами лошадей. Таким образом, во всех четырёх погребениях подхоронения животных осуществлялись по-разному - от помещаемого на перекрытии черепа барана до отдельной ямы с тушами животных.

Инвентарь. Несмотря на ограбленность могил, получен значительный материал, в том числе обнаружены уникальные по сохранности остатки двух поясов в могилах №№9,12 и сбруи в могиле №16. Последняя была взята монолитом, что позволило в течение месяца в Лаборатории археологии Южной Сибири реконструировать не только аналогичную найденной в Машенке-1 и Кондратьевке-XXI узду (Шульга П.И., 1998; Алёхин Ю.П., Шульга П.И., 2003), но и выявить ранее не известный тип двойного нагрудника, впервые проследить способ его соединения с подпружным ремнём (рис.3-2,3) и предположить наличие набитых травой седельных подушек.

-122-

Благодаря хорошей сохранности окислившейся кожи и значительному количеству бронзовых обойм удалось реконструировать и находившиеся в ногах мужчин распущенные и первоначально уложенные вдоль тел боевые портупейные пояса с бронзовой фурнитурой. Длина поясов была около 90-100см. Пояс из могилы №12 представляет собой замечательный образчик раннескифского звериного стиля и уже позволил интерпретировать несколько загадочных сюжетов (рис.3–4-9; Шульга П.И., 2002б).

Вместе с поясами в двух мужских погребениях были найдены колчанные наборы из разнотипных наконечников стрел (рис.2–4-8). Очевидно, до ограбления здесь имелись кинжалы или заменявшие их массивные железные ножи длиной до 30см, типа найденного в могиле №12 (рис.2-3).

Во всех женских погребениях в районе шейных позвонков имелись низки однотипных бус из мягкого светлого камня (см. Шульга П.И., Шульга Н.Ф., 2001). Ближе к поясу находились бронзовые иглы, коническая ворворка и, судя по отброшенным грабителями тазовым костям, у правого бока - зеркала. Первоначальные места расположения малых железных ножей, обломки которых были найдены в могилах №№6,7, не устанавливаются (Шульга П.И., Шульга Н.Ф., 2001).

Датировка и культурная принадлежность. Раскопки подтвердили и уточнили предложенную ранее датировку доследованных в 2000 г. могил. Все могилы с меридиональной ориентацией и одна с широтной (№5) могут быть отнесены к раннескифскому времени. На это ещё в 2000 г. указывали северная ориентация могил и умерших, вытянутое положение костяков, отсутствие керамики, форма бусин и роговой трубочки с отверстиями, а также особенности изображения кошачьего хищника на бусине из могилы №6 (Шульга П.И., Шульга Н.Ф., 2001). Могильник функционировал на завершающем этапе раннескифского времени, непосредственно предшествовавшем ранним савромато-пазырыкским комплексам. Если исходить из датировки Первого Туэктинского и Второго Башадарского курганов приблизительно серединой VI в. до н. э. (Руденко С.И., 1960, с.336; Марсадолов Л.С., 2000, табл. I; см. Шульга П.И , 2002а, с.48, 57), то время совершения исследованных погребений на могильнике Гилёво-10 может быть определено первой половиной VI в. до н. э.

-123-

Не имея возможности привести детальный анализ полученного в Гилёво-10 материала, отметим переходный к пазырыкскому времени характер бронзовых и роговых наконечников стрел (рис.2-4,5,7,8; Шульга П.И., 2002а, с.56-58, прим. 2); обнаруженных в могиле №15 остатков сбруи из железных обоймочек и бляшек, характерных для ранних савроматских и пазырыкских наборов; наличие малых железных ножей; особенности конструкции пояса из могилы №12 и стилизации изображения орлов (рис.3.-9), близких найденным в могиле 5 кургана Аржан-2 (Чугунов К.В., Парцингер Г., Наглер А., 2002) и др. Несомненно, поздними признаками в данном контексте являются встреченная восточная ориентация умерших людей (два случая) и лошадей, а также необычайно глубокие и обширные могилы.

Значительно сложней определить культурную принадлежность памятника. В 1999 г. автором было предложено сохранить название «майэмирская культура» за собственно майэмирскими и близкими им памятниками, расположенными в северо-западных предгорьях Алтая (Шульга П.И., 2000).

-124-

-125-

Однако выявляемое здесь в последние годы разнообразие в погребальной обрядности и вещевом комплексе столь велико, что не укладывается в рамки традиционного определения археологической культуры. Большинство могильников и отдельных захоронений тяготеют к тасмолинской культуре Центрального Казахстана. Вместе с тем, они не могут считаться тасмолинскими, чиликтинскими и, тем более, бийкенскими или алдыбельскими, поскольку имеют от них существенные отличия и не вписываются в эти достаточно стабильные этно-культурные образования. Совместное проживание на одной территории неизбежно вело различные по происхождению группы населения к взаимному сближению и смешению, что породило чрезвычайное разнообразие в погребальном обряде, прослеживаемое на публикуемых в данном сборнике материалах могильников Гилёво-10 и Покровский Лог-4. Судя по имеющимся материалам, устойчивого культурного образования не сложилось и в северных предгорьях.

Похожие процессы происходили и в V-III вв. до н. э., когда предгорья продолжали оставаться контактной зоной между пазырыкской, каменской и «сакской» культурами (Могильников В.А., 2000; Шульга П.И., 1999). Однако подчеркнём и существенные отличия от раннескифской эпохи. Во-первых, в V-III вв. до н. э. отмечается более глубокая консолидация проживавшего здесь населения, приводившая в ряде случаев к образованию поразительных комплексов, типа нарочито сгруппированных курганов в могильнике Маяк-1 с чертами пазырыкской, прохоровской, каменской, быстрянской культур и каких-то иных традиций (Шульга П.И., 1999, с. 249). Во-вторых, характеризующаяся смешанным погребальным обрядом контактная зона резко сократилась вследствие формирования в Восточном Казахстане пазырыкской, а в северных предгорьях быстрянской культур. Стабилизация произошла и в низкогорьях Северо-Западного Алтая, где распространяются погребения сентелекского и каракобинского типов пазырыкской культуры (Шульга П.И., Гельмель Ю.И., 2002). Уточнение границ контактной зоны в значительной мере зависит от продолжения исследований в почти не изученной полосе предгорной равнины, протянувшейся от верховий Алея до реки Ануй.

Литература

Алёхин Ю.П., Шульга П.И. Курган Кондратьевка XXI – новый памятник раннескифского времени на Рудном Алтае // Древности Алтая. Известия лаборатории археологии №10. Горно-Алтайск, 2003. С. 62-70.

Дёмин М.А., Ситников С.М. Некоторые новые находки раннескифского времени с берегов Гилёвского водохранилища // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 1999. С. 43-47.

Марсадолов Л.С. Археологические памятники IX – III веков до н. э. горных районов Алтая как культурно-исторический источник (феномен пазырыкской культуры). Автореф. дис. док. культурологии. Санкт-Петербург, 2000. 57 с.

Могильников В.А. К динамике заселения северо-западных предгорий Алтая в конце VIII - начале XI в. н.э. // Пятые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова: Материалы всероссийской научной конференции. Омск, 2000. С. 93-96.

Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М.-Л., 1960. 350 с., ил.

Тишкин А.А. Находки некоторых элементов конского снаряжения скифской эпохи в предгорной зоне Алтая // Снаряжение верхового коня на Алтае в раннем железном веке и средневековье. Барнаул, 1998. С. 78-90.

Чугунов К.В., Парцингер Г., Наглер А. Элитное погребение эпохи ранних кочевников в Туве (предварительная публикация полевых исследований российско-германской экспедиции в 2001 г.) // Археология, этнография и антропология Евразии. 2 (10) 2002. С. 115-124.

Шульга П.И. Раннескифская упряжь VII – нач. VI вв. до н. э. по материалам погребения на р. Чарыш // Снаряжение верхового коня на Алтае в раннем железном веке и средневековье. Барнаул, 1998. С. 25-49.

Шульга П.И. Этнокультурная ситуация в Горном Алтае и северо-западных предгорьях в VII-III вв. до н. э. // Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. – Барнаул, 1999. С. 245-250.

Шульга П.И. О содержании понятия “майэмирская культура” и этнокультурной ситуации в северо-западных предгорьях Алтая в раннескифское время // Пятые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. Омск, 2000. С. 148-150.

Шульга П.И. Ранние костяные наконечники стрел из курганов скифского времени на Алтае // Материалы по военной археологии Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 2002а. С. 43-61.

Шульга П.И. О стилизованных образах орла и грифона VII-IV вв. до н. э. в Южной Сибири // История и культура Востока Азии: Материалы международной научной конференции. Том II. – Новосибирск: Институт археологии и этнографии СО РАН, 2002б. С. 186-191.

Шульга П.И., Гельмель Ю.И. Продолжение раскопок погребений пазырыкской культуры в долине Сентелека // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск, 2002. Т. VIII. С. 509-515.