Выполненные и текущие проекты

Бойко В.С. <...Герой мазарских событий>: гражданская война 1929 г. в Афганистане и начало политической биографии Халилуллы Халили // Пакистан, страны Южной Азии и Среднего Востока.История и современность. Сборник памяти Ю.В.Ганковского. Отв.ред. В.Я.Белокреницкий, С.Н.Каменев, В.Н.Москаленко М., "Научная книга", 2004.- с. 263-271

В 1919 г. в Афганистане в результате убийства эмира Хабибуллы произошла смена власти - новый монарх Аманулла вскоре привел страну к независимости и принялся за реформирование афганского традиционного общества. Часто игнорируя его устои и другие объективные обстоятельства, усиливая налоговый пресс, он восстановил против себя значительную часть соотечественников. Глубокий социально-политический кризис выплеснулся в конце 1928 - начале 1929 гг. в гражданскую войну и критическое ослабление центральной власти в Афганистане, грозящее распадом государственности. В стране резко усилились национальные, клановые противоречия, регионалистские настроения. Фактически на протяжении 1929 и даже в начале 1930-х гг. Афганистан существовал как множество полуавтономных и вовсе автономных квази-государственных образований, хотя все они больше тяготели именно к регионализму, чем полной независимости.

Попытка самого Амануллы опереться на родственные ему пуштунские племена Кандагара, куда он бежал после отречения в середине января 1929 г. и где вскоре создал <национальное> правительство, оказалась неудачной. Он фактически изолировал себя даже от многих своих сторонников, которые были вынуждены действовать самостоятельно, главным образом в столице и на севере страны. В конце мая 1929 г. Аманулла-хан навсегда покинул свою страну

Центральное место в афганской политике на протяжении 1929 г. играли силы, захватившие Кабул и приведшие к власти представителя социальных низов, таджика Бачаи Сакао. Он был провозглашен эмиром Хабибуллой-гази (фактически - Хабибуллой II-м), а государство, включавшее лишь столичную область и некоторые северные провинции (район Афганского Туркестана, Каттаган-Бадахшан и др.), стало именоваться, в пику предшествующим правителям - пуштунам, <Кабулистан>. <Сакависты>, среди которых было немало представителей региональных элит (в основном таджикские и таджикизированные элементы из числа землевладельцев Кабульской области - <кухистанцы> и <кухдаманцы>), а также бывшей бюрократии Амануллы и реакционного духовенства, не справились с задачей создания управляемой экономики и государственной машины. Уже к лету 1929 г. во внутриафганском этно-политическом конфликте стали набирать силу пуштунские племенные формирования, которые объединил под своими знаменами бывший военный министр и главнокомандующий правительства Амануллы Надир-хан, видный представитель афганской аристократии (сардарства).

Осенью 1929 г. стало ясно, что поражение сторонников Бачаи Сакао в Афганистане - дело ближайшего времени. Напряжение росло как в Кабуле, так и в провинциях, в том числе формально лояльных столичным властям. В Мазари-Шериф для переговоров с военным министром <Кабулистана> С.Хуссейном вошел один из вождей хазарейцев Эклиль-хан. Мазарский губернатор Абдул Каюм считался тайным сторонником Надир-хана, оказавшегося к концу 1929 г. главным претендентом на верховную власть, но он не смог воспрепятствовать С.Хуссейну покинуть город с местной казной (около полумиллиона афгани). 27 октября власть перешла к мустауфи Халилулле, - он самостийно выступил против Абдул Каюма, разбил хазарейские отряды и вскоре объявил себя генерал-губернатором Афганского Туркестана.

В данной статье предпринимается попытка персонального измерения афганского конфликта конца 1920-х - начала 1930-х гг., получившего в национальной историографии этой страны наименование <Инкилаб> (<революция>). В качестве объекта исследования избрана фигура Халилуллы - представителя молодого поколения тогдашних афганских политиков, а в дальнейшем - видного интеллектуала и государственного деятеля Афганистана. Ниже речь пойдет о событиях, составивших начало его политической биографии.

Халилулла (в документах 1920-х - 1930-х гг. обычно именуемый на таджикский манер - Халилулло), позднее ставший широко известным в Афганистане и за его пределами под именем Халилулла Халили, возник на политической сцене времен гражданской войны 1929 г. не случайно. Его отец, Мухаммад Хуссейн-хан, всесильный временщик времен эмира Хабибулла-хана и его главный финансист (мустауфи-аль-мамалек), был обвинен в коррупции и других преступлениях и казнен в 1919 г. по приказу нового эмира Аманулла-хана, а его дом в Кабуле использовался в качестве резиденции советского полпредства. Семья казненного по его предсмертной просьбе была пощажена, но выселена в провинцию, где жила за счет доходов с небольшого имения в Чарикаре. Лишившись отца, Халилулла все же получил образование (по одним данным, он окончил сельскую школу, по другим - учился в Кабуле, в престижном лицее <Хабибия> ) и некоторое время учительствовал. В 20 с небольшим лет он, выросший среди шамали (таджиков и таджикизированных пуштунов севера Кабульской области), примкнул к движению Бачаи Сакао и стал одним из наиболее искренних и грамотных его сторонников. Уже зимой 1929 г. Халилулла входил в региональную верхушку <сакавистов>, занимая пост начальника финансового управления (мустауфи) Афганского Туркестана.

Падение <Кабулистана> не обескуражило его, - напротив, Халилулла продемонстрировал необычайную твердость и инициативность. Он объявил Надир-хана ставленником англичан и выдвинул план создания на севере нового государства с преобладанием узбекского, таджикского и туркменского населения. Этот проект стал неожиданностью не только для его противников, но и для соответствующих советских политических и военно-дипломатических кругов, тем более, что, по мнению Халилуллы, важным фактором жизнеспособности этого <государства> должна была стать поддержка северного соседа - СССР, и дружба с соседними советскими республиками. Доказательством доброй воли этого, еще недавно одного из злейших врагов СССР, должен был стать его указ о свободном возвращении на родину среднеазиатских эмигрантов. Этот документ, именуемый в советской дипломатической переписке <обращением заместителя генгуба Туркестана Халилулло> (мазарский мустауфи около трех недель, с конца октября и по 19 ноября 1929 г., осуществлял в области верховную власть, хотя подписывался, вероятно, с непривычки, по-разному, - и как губернатор, и как зам.губернатора - Б.В.), гласил: <... вследствие существующих наилучших дружественных отноше-ний между правительством ислама Хабибуллы с великим правительством СССР, эмигранты, осевшие на землях Афганистана, если имеют желание возвратиться к себе на свою основную родину, пусть подумают о том, где им лучше будет жить и в зависимости от этого пусть и решат об этом. Со стороны правительства ислама Хабибуллы в Мазар-и-Шерифе препятствий к этому не имеется в интересах улучшения благосостояния этих людей. Великое государство СССР, согласно официального имеющегося у нас его заявления, готово принять и обеспечить благополучное возвращение и устройство на родине этих эмигрантов> . Самозванный правитель обещал в ближайшем будущем созвать съезд представителей местного населения, на котором предполагалось избрать постоянное правительство Северного Афганистана. Он и его сторонники были уверены, что к мазарскому району - ядру будущего североафганского государства, - примкнут Каттагано-Бадахшанская и Мейменинская провинции.

Однако появление столь необычного союзника и особенно его проекты советская сторона встретила чрезвычайно осторожно. По мнению советских дипломатических представителей в Средней Азии (А.Знаменский), <проведение такого плана потребовало бы прежде всего расчленения Афганистана на две зоны, - юго-восточную во главе с Надир-ханом с преобладающим английским влиянием и северо-западную под руководством Халилулло и преимущественным советским влиянием. Но такую возможность надо считать ... для нас исключенной. Раздел Афганистана при современных условиях более выгоден англичанам, нам же требуется единый, неделимый, целостный Афганистан (курсив мой - Б.В.) И потому комбинацию, возникшую в горячем мозгу Халил-улло, приходится отложить в сторону. Ибо еще не так плохи в Афганистане советские дела против англичан>. Однако довольно скоро стало очевидно, что и сам автор проекта создания североафганского государства не верил в свою идею, ибо он и его ближайшее окружение одновременно вели переговоры с советским консулом в Мазари-Шерифе С.Вейзагером о предоставлении въездных виз (фактически - убежища) и переправке через советско-афганскую границу ценностей (денег и каракуля), которые предполагалось поместить в советском банке и на складах на ответственное хранение.

При всех своих сомнениях относительно стратегических планов Халилуллы, советские политические и военно-дипломатические круги не могли отвергнуть сотрудничество одного из недавних, причем наиболее твердых, сторонников Бачаи Сакао, рассчитывая держать его и ему подобных <как орудие в афганской игре, ход и исход которой пока еще совершенно не ясен>, как некий резерв сил, способных при надобности уравновесить англофильство нового афганского монарха Надир-хана. Члены группы Халилуллы (<последний остаток Хабибуллы>), прежде всего он сам, рассматривались в Ташкенте как <своеобразные, ... но несомненные политические деятели>. Уполномоченный НКИД в Узбекистане А.Знаменский, докладывая по этому вопросу руководству Среднеазиатского бюро ЦК ВКПб, полагал, что <их полезно бы держать как орудие в афганской игре, ход и исход которой пока еще совершенно не ясен> . 12 ноября из Мазари-Шерифа в Термез ими была отправлена партия каракуля в 19 тыс. шкурок, предназначенная для продажи в СССР. Товар сопровождал уполномоченный Халилуллы, служащий таможни Абдулла Халифа. Еще через день основная группа мазарских деятелей в количестве 46 человек по купеческим паспортам получила в советском консульстве визы и в любой момент была готова пересечь границу . В город напоследок были дополнительно расстреляны сторонники Надир-хана, а сам Халилулла обратился к консулу с любезным предупредительным письмом о возможном изменении ситуации и желательности эвакуации советского дипломатического персонала из Мазари-Шерифа: <...Ввиду возможного отсутствия здесь меня или других влиятельных лиц, я лично имею Вам сообщить о том, что всевозможные проходимцы - подлые люди, враги дружбы Афганистана и СССР, сумеют воспользоваться моментом и навредить Вам>. Накануне в течение нескольких дней он настойчиво просил содействия в предоставлении аэроплана для отправки мазарской делегации в Кабул - нужно было выяснить, что же происходит в столице, кто находится у власти и т.п. Для обеспечения безопасности миссии в качестве заложников были арестованы курьеры Надира. После многих проволочек советской стороны мазарским делегатам, уже собиравшимся отправиться на лошадях, все же удалось арендовать самолет до Кабула. В состав делегации входили: Мухаммад Рафик - военный представитель, Факир Мухаммад - мазарский хаким, Ата Мухаммад - представитель духовенства, Усман Ходжа - представитель купечества. Они были встречены в столице с помпой, - сам Надир, уже провозглашенный новым королем, удостоил их личной аудиенции и получил заверения в лояльности. Однако первое, о чем через день, 18 ноября, торжествующе сообщили вернувшиеся домой северяне ожидавшим их на аэродроме землякам: <Хабибулла жив, правит в Кабуле>!

В тот же день при содействии группы Халилуллы началась эвакуация из Мазари-Шерифа персонала советского консульства. Однако люди Халилуллы вскоре и сами покинули город, который был почти сразу же захвачен кухистанскими частями во главе с Мухаммад Азим-ханом. Новые власти распорядились никого не выпускать из города, но консулу Вейзагеру и оставшимся сотрудникам советского представительства удалось подкупить коменданта кутвали (полицейского управления), и они на двух самолетах чудом вырвались из Мазари-Шерифа под аккомпанемент выстрелов преследователей.

Халилулла и сопровождавшие его лица были отправлены в Ташкент, где, как и их соотечественники-амануллисты несколькими месяцами раньше, оказались в весьма незавидном положении интернированных лиц. Не имея средств к существованию, ютясь в холодном помещении, Халилулла выжил, лишь благодаря поддержке земляков, которые весьма охотно помогали ему - выходцу из знатного, хотя и многие годы опального семейства, поскольку были уверены в его ответной благодарности и платежеспособности.. Характерно, что этот видный сторонник Бачаи Сакао так и не нашел общего языка с большевиками, - даже в изгнании он не скрывал критического отношения к своим временным союзниками, впрочем, и они платили ему тем же. Кроме того, Халилулла обвинил принимающую сторону в присвоении принадлежащей ему лично партии каракуля, а также лошадей. Каракуль, как уже указывалось выше, был действительно переправлен этой группой накануне ее бегства в советскую Среднюю Азию в ноябре 1929 г., но права на него заявили и другие лица, в том числе некоторые афганские купцы. Однако особую щекотливость ситуации придавала не проблема спорного каракуля, а то обстоятельство, что Советский Союз официально признал новый режим Надир-хана, и политический эмигрант с сомнительной репутацией, каковым являлся для принимающей стороны Халилулла, отнюдь не способствовал налаживанию связей с <надиратом>. Заведующий отделом Среднего Востока НКИД Цукерман, обмениваясь мнениями с замнаркома Караханом по поводу мазарских эмигрантов, сетовал: <Вы правы: нам нечего было вмешиваться в это дело>. Москва и Ташкент все более тяготились присутствием Халилуллы на советской территории и были готовы использовать любой предлог для его возвращения в Афганистан.

Выходом из положения оказался указ Надира об амнистии Халилуллы и персональное приглашение вернуться на родину. Но мятежный кухистанец еще некоторое время сомневался в искренности намерений нового кабульского режима: <Надир-шах меня простил, но моего прощения он еще не получил. Этого человека в Афганистане хорошо знают: он скажет свое слово, поцелует коран, а потом все-таки обманет>. Однако обстоятельства оказались сильнее, - незавидное положение изгнанника заставило Халилуллу принять предложение падишаха: 17 февраля 1930 г. <герой мазарских событий> (вторичного сакавистского переворота осени 1929 г.) уведомил Надира о своем согласии вернуться на родину, но лишь при условии предоставления ему гарантий безопасности, денег на дорогу и разрешения на поселение в Герате, где пост губернатора занимал его дядя по материнской линии, Абдуррахим. Такое разрешение было вскоре получено, и мазарский беглец оказался во владениях Абдуррахима.

Не заняв никаких официальных постов в гератской администрации, Халилулла, тем не менее, стал оказывать заметное влияние на местную общественно-политическую жизнь. Он сблизился с духовенством - главной опорой Рахима, и развернул ожесточенную борьбу против прогрессистской группы Сарвара Джуя. Эта группа, сформировавшаяся еще в период событий 1929 г. и в основном состоявшая из молодежи, до поры до времени не беспокоила лично Рахима, так как направляла основной пафос своей критики против наиболее одиозных проявлений консерватизма. Но когда к прогрессистам примкнули некоторые влиятельные лица Герата, в частности, начальник штаба гератской дивизии, начальник снабжения воинских частей, часть командного состава хазарейских военизированных подразделений, они стали превращаться и в более влиятельную административно-политическую силу. Вероятно, Абдуррахим с помощью своего племянника Халилуллы, еще не остывшего от баталий 1929 г., решил уравновесить деятельность прогрессистов. Кульминацией этой борьбы стало покушение на Сарвара Джуя в конце декабря 1930 г., - журналист был тяжело ранен, и в этом усматривали руку Халилуллы. Накануне, после неоднократных угроз, Джуя обратился к губернатору за помощью, но получил от Рахима лишь испорченный пистолет для <самообороны>. Через несколько дней после покушения в городе появились листовки, в которых объяснялся смысл происшедшего: <Истинные правоверные мусульмане, организованные в группу, несколько дней тому назад расправились с группой безбожников и вредных для мира ислама лиц>. По данным советского консульства в Герате, автором листовки был не кто иной, как Халилулла, в соавторстве с начальником полиции Хаджи Мухаммад Азим-ханом, другом губернатора.

Но гератские будни Халилуллы не сводились к агрессивно-террористическим вылазкам против прогрессистов. Будучи от природы одаренным и тогда еще очень молодым человеком, он занялся историко-культурными изысканиями и в перерывах между политическими стычками написал и издал литографским способом книгу об исторических памятниках Герата . Шел уже 1931 г., и новоиспеченный автор, настойчиво приглашаемый властями в Кабул, дабы продемонстрировать лояльность новому режиму, посвятил свой труд Надир-шаху. Но такой жест еще не означал его примирения с <надиратом>: в конце мая 1931 г., накануне своего отъезда в Кабул, Халилулла попросил советского консула А.Поляка о конфиденциальной встрече, в ходе которой резко критиковал новых афганских правителей. Более того, он поведал о своем намерении возглавить в Кабуле <широкое движение против Надира> и даже попросил консула посодействовать в установлении связи с амануллистами, причем такие контакты он рассчитывал поддерживать через сотрудников советского полпредства в Кабуле! А.Поляк, хорошо знакомый со взглядами Халилуллы и его политической биографией и считавший его <нашим (то есть СССР - Б.В.) злейшим врагом>, отнесся к просьбе и соображениям своего неожиданного визитера с чрезвычайным подозрением, - он даже не исключал провокации. И действительно, антисоветизм Халилуллы, его обиды и действительные трудности в период ташкентского изгнания, не говоря о его роли в движении Бачаи Сакао, ставили под сомнение искренность его же планов переворота <в пользу Амануллы>.

<Надират>, и прежде всего премьер Хашим-хан, уже не раз предлагал Халилулле перебраться в афганскую столицу, якобы <для освещения ряда исторических моментов периода царствования Баче-и Сакао>. Возможно, власти по достоинству оценили его научно-литературные способности (вспомним хотя бы <Историю Герата> в трех выпусках с посвящением Надиру, опубликованную весной 1931 г.), но главной причиной было, скорее всего, желание центра как-то обуздать полуавтономность гератского губернатора Абдуррахим-хана, заполучив Халилуллу в качестве почетного, но заложника. Предположительно 12 июня 1931 г. тот прибыл в Кабул, где был принят премьером и другими ключевыми фигурами <надирата>, включая самого падишаха. С Надиром он имел целых три встречи: по просьбе Халилуллы были освобождены из-под ареста двое его братьев и дядя по отцовской линии - Мухаммад Юсуф-хан - один из главных организаторов Кухдаманского восстания 1930 г., едва не стоившего Надир-шаху трона. Такой щедрый миротворческий жест и другие аналогичные действия властей позволили им постепенно нейтрализовать <последний остаток эры Хабибуллы> и мирно интегрировать Халилуллу в структуру правящего режима. В последующем он занимал высокие административные и дипломатические посты при режимах Захир-шаха и Дауд-хана, был профессором Кабульского университета, а после апрельских событий 1978 г. эмигрировал в Пакистан. В эти годы он активно участвовал в движении сопротивления тогдашнему кабульскому режиму, хотя и не всегда в унисон с исламистами, вел политико-пропагандистскую работу, до конца жизни не бросал и литературно-поэтическое творчество. Умер Халилулла Халили 1986 г. в разгар гражданской войны в Афганистане, в приграничном пакистанском городе Пешавар. Горечью наполнены строки одного из последних его стихотворений - <охвачен пламенем последний мой приют ...>